На самом деле нет. Вышло все ровно наоборот. Труба настала Советскому союзу,
но начало 80-х было еще вполне советским.
 

Советские школьницы, как всегда, спешат на урок
 

Юноши, даже на службе, любезничают с девушками.
 

Женщины часто наравне с мужчинами кладут шпалы, асфальт и трудятся на стройках.
 

В парках по выходным работают аттракционы
 

Женщины хотят хорошо выглядеть в любые времена и даже в поворотные моменты истории
 

Формально еще продолжается показная советская жизнь, воспитательная и идеологическая работа, где на одном полюсе – увешанные орденами наставники, а на другой молодежь, якобы перенимающая их опыт, навыки, мысли и образ жизни. Молодежь, будьте достойными продолжателями дела своих отцов! Все еще идет по накатанной.
 

Юноша явно прикалывается с горном, обезьянничает, изображая из себя примерного пионера (именно пионера, потому что во возрасту он уже комсомолец, а горны – пионерский атрибут), но учительница смотрит на него благожелательно, с симпатией.
 

«Лучшее, наверно, впереди». Всю историю СССР лучшее было только впереди. Но как и сегодня, народ не помнит или не принимает всерьез данные ему ранее обещания. В 1961 году даже в учебнике для 4-го класса красочно было расписано то, что ждет советских людей в 1980 году. И вот, 1980-год настал, а за ним полетели и другие. И что? В 80-е это уже никого не интересовало.
 

После смерти Брежнева страну на короткое время возглавил чекист Юрий Андропов. Этот период запомнился безуспешными попытками «навести порядок», когда в разгар рабочего дня специфические люди в плащах или с повязками дружинников задерживали граждан в магазинах, кафе и кинотеатрах с требованием объяснить, почему те находятся не на рабочем месте или не в институте. Автор этих строк был это время на гастролях с театром в Питере и тоже однажды посреди бела дня оказался повязан и давал объяснения питерским «душителям прекрасных порывов». Однако надо отметить, что большинство советских граждан эти облавы одобряло, поскольку в массе своей средний советский гражданин считал себя дисциплинированным, а о презумпции невиновности, разумеется, даже не слышал.
 

Первую половину 80-х в народе называли «гонкой на лафетах», поскольку за два с небольшим года умерли три Генеральных секретаря («на лафетах» – потому, что тела умерших высших руководителей СССР к месту захоронения у Кремлевской стены из Колонного зала доставляли с процессией на артиллерийских лафетах). 10 ноября 1982 года умер Брежнев, 9 февраля 1984 умер следующий генсек Андропов, а 10 марта 1985 марта Черненко. Бытовала шутка: «Иванов, вам выписывать пропуск на похороны очередного генсека? – Нет, у меня абонемент».Судя по тому, кто был председателем похоронной комиссии и нес гроб первым с правой стороны, тому и предстояло быть следующим генсеком. На фото: дети в детском саду смотрят трансляцию по телевизору похорон Ю. Андропова 14 февраля 1984 года.
 

Когда после похорон Черненко в марте 1985 года у руля страны встал не очень хорошо известный тогда в народе Горбачев, в воздухе уже висело явное ощущение грядущих больших перемен
 

Горбачев был сторонником социализма и не хотел менять его ни на какой другой строй, говоря, что его задача – очистить социализм от накопившихся негативных явлений и построить социализм «с человеческим лицом».
 

Вся страна внимала словам нового генсека. Воду он лил, конечно знатно, то есть обтекаемо мог говорить часами (сказывался опыт партийного выживания – говорить так, чтобы ничего не говорить конкретного), но в контексте было понятно, что экономике СССР требуются перестройка и ускорение. Все руководители СССР – от низовых до Политбюро получили от нового генсека указание перестроиться, взять курс на открытость и самокритику. Помню, как к нам в курилку приходил наш директор и бодрым голосом интересовался, как у нас дела, как настроение и «если есть какие-то пожелания или предложения, друзья, мои двери для вас всегда открыты».

Надо сказать, что начальство сначала не поверило словам Горбачева, считая их очередной болтологией, но когда увидело, что генсек относится к этому серьезно, не на шутку перепугалось. Указ о расширении прав трудовых коллективов привел к тому, что наш коллектив, например, чуть ли не на первом же собрании общим голосованием скинул прежнего директора, взамен которого выбрали истинно «народного лидера». Разумеется, решение коллектива обалдевшее от перестройки руководство быстро дезавуировало под разными предлогами, одним из которых был классический метод отвлечения внимания и разделения мнений внутри коллектива путем перераспределения очередей («записи») на дефицитную технику. Директор остался на своем месте. Правда, потом сбежал за границу.
 

1985 год. Цех по производству бюстов Ленина еще работает и выпускает продукцию, но работники еще и представить не могут, что эта продукция уже никому не нужна. А пока планы, разговоры, обеды и перекуры.
 

К середине 80-х дефицит продуктов и товаров стал явно ощущаться даже в столице и крупных промышленных городах. Народ уже не шел целенаправленно за покупками, а рыскал, «бомбил», устраивал «чёс» по магазинам. Отсутствие очереди у дверей магазина означало, что здесь ловить нечего. Напротив – давка и шум означали, что был завозз и товар выбросили. Тут, правда, всегда было две возможные беды – товар мог внезапно закончиться (ибо завозили всегда ограниченными партиями), либо дефицит продавали нормированно, с отпуском не более такого-то количества в одни руки.
 

В людном еще недавно московском ГУМе народу значительно поубавилось. Отсутствие очередей означает, что ничего не завезли и не выбросили. На фото видно, что второй этаж закрыт за ненадобностью.
 

Снимок сделан из подсобного рабочего помещения универсама. Покупатели за стеклом ждут в торговом зале, когда колбасу упакуют в целлофан и выбросят в зал на открытый прилавок-витрину. Причем в данном случае «выбросят» в прямом смысле – начнут бросать, как мясо голодным зверям.

Советская торговля (так обобщенно называли всех представителей торговой профессии) не отличалась вежливостью никогда. Я не помню ни одного приветливого общения советской продавщицы с покупателями, ибо вежливость при отсутствии желания продать товар для них всегда была лишней сущностью. А уж в период обостренного дефицита торговый люд превратился в какого-то единообразного коллективного хама. Продавцы возомнили себя некими авгурами и небожителями, милости которых все время ждут какие-то мелкие и назойливые людишки. Представьте, что в силу каких-то причин советских генералов отправили чистить обувь солдатам. Так и здесь, случился какой-то диссонанс и перекос ситуации – в одном пространстве, лицом к лицу, встретились боги и чернь, которых эти боги почему-то должны были обслуживать. Воры должны были почему-то обслуживать своих жертв. (Они в страшном сне не могли представить, что настанут времена, когда продавцам придется уговаривать покупателя купить у них что-нибудь). Я помню, как в середине 80-х из разделочной в московском универсаме продавщица  не просто бросала расфасованную колбасу в открытую витрину-прилавок, а бросала с каким-то наслаждением, именно с подбрасыванием, чтобы каждый кусок скакал по решетке, а озверевшие людишки боролись за него, отталкивая и давя друг друга.
 

Во второй половине 80-х в Москве хлеб привозили каждый день
 

Потом даже в столицах начались перебои
 

Очереди по стране стали нормой. Причем, повторюсь, очередь означала, что товар
в магазине наличествует. И, потеряв полдня или целый день, есть шанс его получить
 

Еще фрагмент очереди
 

Еще
 

Никто не хочет брать оставшееся мясо, которое представляет собой жир на кости с тонким слоем мякоти. Ждут новой партии. Позже и такое мясо исчезнет из свободной продажи.

Рубщики мяса в совершенстве владели искусством разделать тушу так, чтобы в каждом куске, выложенном на прилавок, присутствовала большая кость и как минимум половина жира, да еще часто продавали совсем негодный, пожелтевший и заветренный кусок в нагрузку. Филейная мякоть растворялась в каком-то волшебном тумане, разумеется, уходя «блатным» – друзьям, директорам и продавцам других магазинов, контролерам, милиции, знакомым артистам, портным и пр. На престижных концертах наших и зарубежных поп-артистов или юмористов первый ряд всегда занимали люди с тройными подбородками, залакированные и в рюшах, поблескивающие золотыми зубами и украшениями – торговля.
 

Замороженный минтай тоже дефицитный продукт  Завешиваем, пробиваем в кассе, получаем по чеку. День даром не пропал. Кстати, вот это ощущение – мерзкое и приятное одновременно, было свойственно каждому советскому человеку, включая меня – дикая злость на бездарно потраченное время за кусок какой-нибудь колбасы, и внутреннее удовлетворение, даже радость раба, что ты сумел урвать этот кусок, и уже в этом одном – счастье. Есть высшие ценности – свобода, книги, творчество, но ты счастлив, довольствуясь малым, ибо это малое далось тебе с гораздо большим трудом, чем все высшие ценности.

Это совсем не похоже на чувство рыбака или охотника, где ты сам себе хозяин. Ну, не добыл зверя или рыбы, зато душой отдохнул. А здесь тебе навязывают некую игру в одни ворота – где-то есть всё, а у тебя ничего, и если тебе удается урвать кусок брошенного тебе дефицита, то бинго – ты как бы выиграл, молодец, хотя бы лично для себя ты победитель.

Нелепо и даже безумно то время, когда человека делает счастливым добытый кусок колбасы. Это качество не наше ментальное, как нас часто уверяют. Это качество свойственно не нормальному, а именно советскому человеку. А нормальному человеку такие «победы» и самолюбования нужны как кошке триппер.
 

В центральных магазинах Москвы в середине 80-х, куда товар пока подается бесперебойно, количество покупателей тоже соответствующее. Приезжают из других городов, занимают очереди с вечера, пишут химическим карандашом номера на руках, отмечаются, устраивают перекличку, как в концлагере, по номерам.

В принципе, советскому человеку стоять в очереди, даже занимать очередь с вечера не было какой-то проблемой, доставляющей моральные и физические страдания. Мы с друзьями стояли, например, на улице зимой с вечера в концертный зал гостиницы «Москва» не просто за билетами на концерт западного исполнителя, а из-за одного слуха, что таковые билеты здесь будут утром продаваться. Слух оказался ложным, и мы снова приехали и стояли со следующего вечера ночь, когда наличие огромной толпы уже не оставляло сомнений. В итоге билетов, конечно, не досталось – в свободную продажу шла всегда лишь малая часть, а основная часть была уже распределена между рубщиками мяса, комсомольскими работниками и прочими докторами и банщиками. Стояли мы также как-то целую ночь и за елками под Новый год, прослышав, что партию елок привезут утром. В тот раз, правда, дождались. (Хотя в приведенных мной случаях, конечно, не совсем корректно сравнивать возможности молодых энергичных оболтусов, какими мы тогда были, и пожилых людей).

Тем не менее проблема запредельных по сегодняшним меркам очередей так или иначе для СССР никогда не была чем-то необычным и драматичным, но в середине 80-х запредельные очереди, как я уже сказал выше, становятся повседневной нормой жизни.
 

Но недоумение у народа вызывает другое. Советский союз еще на месте, заводы работают, связи между союзными республиками не разорваны. Но все попытки реформ порождают почему-то лишь волну новых разрушений. Без всякой конспирологии и поиска врагов – но почему пропадает вода в пивной, почему исчезают кружки и люди сначала пьют пиво из поллитровых банок, а потом вынуждены сами приходить со своей банкой?
 

В столовых сначала исчезают вилки, и тебе предлагают и первое, и второе блюда есть большой ложкой, а ее черенком размешать сахар в чае. Затем нужно приходить в столовую со своей ложкой или платить за нее залог, превышающий любое желание ее украсть. В поликлиниках и аптеках, помню, была полка для сбора пустых пузырьков от населения (любых, бесплатно), поскольку некоторые лекарства и растворы уже не во что было упаковывать.
 

Да, все действительно пошло вразнос. Весной 1987 года 18-летний немец Матиас Руст, не встретив никакой реакции со стороны противовоздушной обороны СССР, нарушил госграницу, пролетел над территорией Союза и приземлился на своем самолете «Сессна» на Васильевском спуске Красной площади в Москве.
 

Но апофеозом всех свалившихся на голову бед в 1986 году стала авария на Чернобыльской АЭС. 26 апреля взорвался реактор четвертого блока атомной станции. На фото – первый снимок реактора, сделанный через 14 часов после взрыва. Уровень радиации даже на высоте 200 метров над реактором в это время составлял 1500 бэр (для сравнения – разовое облучение 450 бэр приводит к тяжелой степени лучевой болезни).
 

Если у торгового руководства СССР существовало намерение распродать все запасы консервов, то к середине 80-х оно осуществилось (опять же, прошу прощения за цинизм). Товары «вымываются», то есть сметаются с прилавков сначала по принципу дешевизны, а затем съедобности – еще остаются самые невкусные и непопулярные. Знакомые студенты МАИ, которым посчастливилось подработать смену на мясокомбинате, рассказывали мне, что когда пришло время чего-нибудь украсть, они решили украсть не просто кусок мяса, а нечто такое, самое экзотическое, деликатесное. Таковым деликатесом они посчитали коровье вымя, которое позже, плюясь и ругаясь, не смогли съесть даже их товарищи-студенты. Это я – к представлению советского человека о мясных деликатесах. А также к теме непопулярных товаров. На фото – так можно было из одного сорта рыбных консервов создать иллюзию заполненности витрины.
 

То же
 

Народу нет, холодильники-витрины отключены. Сегодня ничего нет и не будет.
 

Нет, ну все-таки что-то на полках есть...
 

Любой товар в единственном экземпляре почти гарантированно оказывался с браком,
посему не находил покупателя или уже был так называемым возвратом
 

Некоторые умники в сетях пишут, что женщина берет творог в упаковке, но это маргарин.
Он несъедобен и негоден, например, для бутерброда, но на нем можно жарить.
 

Здесь остался только один сорт рыбных консервов. Не обязательно, правда, сама рыба,
могла быть какая-нибудь уха с перловой крупой, вещь бессмысленная и беспощадная
 

А здесь даже под прилавком пусто. Но, похоже, обещали что-то подвезти.
 

Есть такие времена, когда особенно обидно умирать, не узнав, чем это все закончится. Несчастному старшему поколению надо было прожить такую тяжелую жизнь, пережить войну, разруху, не видеть никакого просвета, работать до упаду, питаться крохами, и в конце жизни опять угодить в какую-то помойку, дойти до края жизни без всякой надежды увидеть хоть что-то иное.
 

Эпичное фото, которое можно назвать «Мэгги и ставрида». Во время визита в СССР в 1987 году Маргарет Тэтчер  посещает советский магазин самообслуживания. Удивляет желание принимающей стороны пустить пыль в глаза железной леди, заполнив полки дефицитной к тому времени консервированной ставридой. У Маргарет, наверное, впервые в жизни легкая растерянность на лице и как бы извиняющаяся улыбка. Блин, у нас все продукты свежие, в обороте, а консервируем только для кошек.
 

Конец первой части, смотрите продолжение «СССР в 80-е годы ХХ в. Часть вторая»

Пишите отзывы и комментарии
 

 Залы галереи 

Зал 1. СССР в 50-е годы
Зал 2. СССР в 60-е годы
Зал 3. СССР в 70-е годы
Часть 1. Часть 2
Зал 4. СССР в 80-е годы
Часть 1. Часть 2
Зал 5. СССР в 90-е годы
Часть 1. Часть 2

Заброшенный зал

<< Вернуться в раздел
«Полезные советы»

<< Вернуться на Главную страницу